Надо теперь сказать о том, что Синфьётли показался Сигмунду слишком молодым для мести, и захотел он сперва приучить его понемногу к ратным тяготам. Вот ходят они все лето далеко по лесам и убивают людей ради добычи. Сигмунду показался мальчик похожим на семя Вёльсунгов, а считал он его сыном Сиггейра-конунга и думал, что у него - злоба отца и мужество Вёльсунгов, и удивлялся, как мало он держится своего рода-племени, потому что часто напоминал он Сигмунду о его злосчастии и сильно побуждал убить Сиггейра-конунга.

Вот однажды выходят они в лес на добычу и находят дом некий и двух людей, спящих в доме, а при них толстое золотое запястье. Эти люди были заколдованы, так что волчьи шкуры висели над ним¹¹Относительно оборотничества - см. прим. 6. Волки-оборотни часто встречаются в сагах. От славянских "вовкудлаков" и т. п. они отличаются тем, что это не покойники, а живые люди. Такие люди назывались "спящими по вечерам" (kveldsvaefr): вечером они впадали в бессознательное состояние и лежали неподвижно (очевидно, какой-нибудь психоз); окружающие же толковали это так, будто из спящего вышла душа и бегает в волчьем облике.: в каждый десятый день выходили они из шкур; были они королевичами.

Сигмунд с сыном залезли в шкуры, а вылезть не могли, и осталась при них волчья природа, и заговорили по-волчьи: оба изменили говор. Вот пустились они по лесам, и каждый пошел своей дорогой. И положили они меж собой уговор нападать, если будет до семи человек, но не более; и тот пусть крикнет по-волчьи, кто первый вступит в бой.
    - Не будем от этого отступать, - говорит Сигмунд, - потому что ты молод и задорен, и может людям прийти охота тебя изловить.

Вот идет каждый своею дорогой; но едва они расстались, как Сигмунд набрел на людей и взвыл по-волчьи, а Синфьётли услыхал, и бросился туда, и всех умертвил. Они снова разлучились. И недолго проблуждал Синфьётли по лесу тому, как набрел он на одиннадцать человек и сразился с ними, и тем кончилось, что он всех их зарезал. Сам он тоже уморился, идет под дуб, отдыхает...

Он молвил...¹²В основной рукописи пробел, плохо восполняемый бумажными рукописями: "Тут подходит Сигмунд и спрашивает: "Почему ты не крикнул?" Синфьётли сказал: "Я не хотел звать тебя на помощь"".
"... на помощь, чтоб убить семерых, а я против тебя по годам ребенок, а не звал на подмогу, чтоб убить одиннадцать человек".

Сигмунд прыгнул на него с такой силой, что он пошатнулся и упал; укусил его Сигмунд спереди за горло. В тот день не смогли они выйти из волчьих шкур. Тут Сигмунд взваливает его к себе на спину и несет в пещеру; и сидел он над ним, и "посылал к троллям" волчьи те шкуры.

Видит однажды Сигмунд в лесу двух горностаев, как укусил один другого за горло, а затем побежал в лес и воротился с каким-то листом и приложил его к ране, и вскочил горностай жив-здоров. Сигмунд выходит из пещеры и видит: летит ворон с листком тем и приносит к нему; приложил он лист к ране Синфьётли, и тот вскочил здоровым, точно и ранен никогда не бывал. После этого вернулись они в землянку и были там, пока не пришла им пора выйти из волчьих тех шкур. Тут взяли они шкуры, и сожгли на костре, и закляли их, чтобы они никому не были во вред. А в том зверином обличье свершили они много славных дел на землях Сиггейра-конунга. И когда Синфьётли возмужал, то решил Сигмунд, что хорошо испытал его.

Вот немного времени проходит, и задумывает Сигмунд отомстить за отца, если удастся. И вот однажды выходят они вон из землянки, и подкрадываются к дому Сиггейра-конунга поздно вечером, и вступают в сени, что перед палатой; а стояли там пивные чаны, и они за ними спрятались. А королева знает, что они тут, и хочет с ними повидаться; а когда они сошлись, то и порешили, что примутся за месть, как только стемнеет.

У конунга с Сигню было двое детей, оба в младенческих летах. Играют они на полу золотыми кольцами и бегают за ними по палате и прыгают. А одно кольцо выкатилось в сени те, где сидел Сигмунд с сыном, и мальчик выскочил вслед, чтоб поймать кольцо. Вот видит он, сидят два человека, огромных и грозных, и шлемы у них нахлобучены, и брони блестят. Тут бежит он назад в палату к отцу и говорит ему все, что видел. Тут догадался конунг, что хотят его застигнуть врасплох.

Вот слышит Сигню, что они говорят; встает она с места, берет обоих детей, и ведет в сени те, и молвит:
    - Да будет вам ведомо, что они выдали вас, и вам мой совет, чтобы вы их убили.

Сигмунд говорит:
    - Не хочу я убивать детей твоих, хотя они меня и предали.

Но Синфьётли не смутился, и ударил мечом, и убил обоих детей и бросил их в палату перед Сиггейром-конунгом. Тут конунг встает и велит людям, чтоб они схватили тех двух людей, что спрятались в сенях в тот вечер. Вот выбегают люди и хотят наложить на них руки, но они защищаются крепко и храбро, и хуже всех достается тому, кто к ним поближе. Но наконец, одолевают их числом, и вот они схвачены, и узами связаны, и в цепи закованы, и сидят так всю ночь. Вот думает конунг про себя, какой бы смерти их предать, чтоб подольше они умирали; а когда настало утро, велит тут конунг насыпать большой курган из камней и дерна. А когда курган соорудили, повелел он поставить посреди кургана того огромную плиту, одним концом кверху, другим книзу. Была она так велика, что шла от края до края кургана, и обойти ее было нельзя. Тут велит он взять Сиг-мунда и Синфьётли и посадить в курган тот по обе стороны плиты, ибо думал, что тяжелее им будет умирать врозь и все же слышать друг друга. А как начали закрывать курган тот дерном, то приходит туда Сигню, и несет в охапке пук соломы, и бросает в курган к Синфьётли, и велит рабам скрыть это от конунга; они на то согласились, и засыпан был курган.

А когда стемнело, молвил Синфьётли Сигмунду:
    - Сдается мне, что хватит нам пищи на время; вот королева бросила нам в курган мяса и обернула его соломой.

А как взялся он за мясо, - видит: засунут туда меч Сигмундов, и узнал он его на ощупь по рукояти, потому что темно было в кургане том. И сказал он про то Сигмунду, и оба обрадовались. Вот всадил Синфьётли острие то в плиту и нажал крепко - и меч пробивает камень. Ухватился тут Сигмунд за острие, и стали они пилить плиту ту и не переставали, пока не перепилили, как в песне сказывается:

И вот они - оба вместе в кургане том, и режут насквозь дерн и камень, и так выходят вон из кургана.

Вот идут они назад к палате той, - а люди там все спят. Они натаскали дров к палате и подожгли дрова. И проснулись от дыма те, что были внутри, а палата та уж над ними пылает¹³Это так называемая "бренная, довольно обычная у скандинавов и, в частности, у исландцев расправа с врагом. В бытовых сагах не только неоднократно говорится о "сжигании внутри", но повторяется и та же ситуация: сжигающий предлагает какой-нибудь женщине выйти из горящего дома, но она отказывается из чувства долга (Ньялс-сага, Гардар-сага, Льосветнинга-сага). В Гардар-саге - это сестра сжигающего. Тот же мотив мы встречаем и в нашей летописи (945 г.), когда Ольга сжигает в бане древлянских послов.. Конунг спрашивает, кто зажег огонь.
- Здесь я сам-друг с Синфьётли, сестричем моим, - сказал Сигмунд, - и сдается нам, знаешь ты теперь, что не все Вёльсунги умерли.

Он просит сестру свою выйти к нему, и приняты от него добрый почет и великую честь, и хочет он возместить ей за все ее горести. Она отвечает:
- Узнай теперь, как припомнила я Сиггейру-конунгу смерть Вёльсунга-конунга. Я послала на смерть наших сыновей, потому что казались они мне негодными для мести; и я же ходила к тебе в лес под видом вёльвы, и Синфьётли - наш сын. И оттого у него великое мужество, что рожден Синфьётли от сына и от дочери Вёльсунга-конунга. И с тех пор я делала все, чтоб Сиггейр-конунг принял смерть. И так много учинила я для мести той, что дольше мне жить не под силу. Умру я теперь с Сиггейром-конунгом добровольно, хоть жила я с ним неохотно.

Затем поцеловала она Сигмунда, брата своего, и Синфьётли, и вошла в огонь, и пожелала им счастья. Тут приняла она смерть вместе с Сиггейром-конунгом и всей его гридью. Оба родича взяли корабли и дружину, и поехал Сигмунд в свою отчину, и прогнал из страны того князя, что сел там на место Вёльсунга-конунга.

Стал тут Сигмунд мощным конунгом и славным, мудрым и великим; взял он себе жену по имени Боргхилд. Было у них двое сынов: один звался Хельги, а другой Хамунд. А когда родился Хельги, явились норны¹⁴С этого места идет парафраза песен "Старшей Эдды"; начинается парафраза со второй строфы "Первой песни о Хельги, убийце Хундинга":
Ночь была в доме, норны явились.
Стали сказывать знатному судьбы.
Молвят, что будет он мужем славнейшим
И между латными самым лучшим.

и т. д. до конца "Первой песни", т. е. до женитьбы Хельги., и предвещали ему судьбину, и молвили, что быть ему из всех конунгов славнейшим. Сигмунд в то время вернулся с войны и подошел к сыну с пучком порея¹⁵Порей (laukr) - по некоторым толкованиям, чеснок. Некоторые придерживаются толкования "порей" по следующей причине: в "Эдде", во "Второй песни о Гудрун", Гудрун говорит, что "таков был Сигурд пред сынами Гьюки, как зеленый порей пред прочими травами", - что лучше подходит к высоким стеблям порея. Здесь (как и в главе XX) это растение служит для отведения злых чар. Черты этой нет в "Песни о Хельги": она, очевидно, взята из быта. в руке, и тут дал он ему имя Хельги и при даче имени такие дары: угодья Хрингстадир и Солфьёль и меч, и пожелал ему хорошо расти и удаться в род Вёльсунгов. Вырос Хельги великодушным и многолюбимым и первым среди мужей во всяком деле. Сказывают, что он выступил в поход пятнадцати лет от роду. Был Хельги конунгом над дружиной, а Синфьётли был придан ему в помощь, и правили дружиною оба.